Запах хлеба, или Как рассказать о Причастии? Архимандрит Савва (Мажуко)

Это невероятно. Но это так. Как это происходит? Как это вообще стало возможным? Как я после этого остался жив? Говорить об этом можно много. Слушать – нечего. Если сам не пережил на собственном опыте. А если пережил, предпочтешь молчание.

Это – правда Евхаристии – священный трепет от прикосновения подлинной святыни, почти испепеляющий ужас священного. И рядом – совсем другое – детски-мирная радость, «тишина неизглаголанная», радость быть, дышать, молиться, бегать, ликовать, оттого что жив навсегда и окружён навсегда живыми.

Символ священного ужаса – священник стоит у престола и будто из самой глубины отчаяния: «Боже, очисти мя грешнаго!» Символ мирной радости – ребенок, жующий просфорку. Дети страшно любят просфоры. Вы тоже заметили?

Так весело смотреть, когда какой-нибудь малыш, удерживая двумя «лапами» «святую булочку», пыхтя и отдуваясь, с предельной серьёзностью уплетает «Божий хлебушек».

И действительно, что-то бесконечно мирное в самом облике священного хлеба и вина. Как спокойно становится, тихо на душе, когда смотришь на просфоры. Воистину мирная жертва!

А для себя – тонкий и нежный момент литургии. Стоит священник в алтаре. Вот-вот запоют «Верую». Берёт батюшка в руки покров, которым накрыта Чаша и Дискос, и начинает «веять» над святыней, читая Символ веры. И мне всегда радостно брать в руки этот покров, потому что тонкий запах вина и хлеба пробивается через него, и от этого так хорошо на душе становится, так спокойно и радостно.

Как вообще в литургии сочетаются эти два невероятных состояния: детской мирной радости и священного трепета? Всё очень просто. Не с безликой святыней, не с грозными космическими стихиями мы сходимся в Евхаристии. К нам навстречу идёт Живой Бог, наш настоящий и подлинный Отец, любящий и нежный. Это Он касается нас, Его Кровь обновляет наши души, Его Дух оживляет наши тела. Страшно. И – радостно.

Настоящая икона Евхаристии – евангельская история об умножении хлебов. Она есть в каждом из четырёх Евангелий. Старая, очень старая история. Христос проповедовал целый день в пустынном месте, люди устали, до жилья далеко, кормить нечем – у апостолов нашлись только пять хлебов и две рыбки, но разве накормишь этим столько народа?

А Господь просто помолился, благословил и всех накормил. Обычное чудо – так мы, христиане, и думаем устало, не замечая, что чудо не может быть обычным.
Мы ведь и удивляемся этому как-то тускло, без энтузиазма: да, Бог сотворил чудо, накормил пять тысяч человек, но разве Богу стоит какого-то труда сотворить чудо? Он же – Бог, всемогущий Творец и Промыслитель, Ему должно быть легко и исцелять, и воскрешать, и умножать хлебы?

Но уже в древности понимали: история с хлебами – особая. Евангелист Иоанн, который не отличался склонностью повторять в своём Евангелии то, что уже до него сказали другие евангелисты, всё же помянул чудо о хлебах в своем таинственном благовестии, и помянул в той самой шестой главе, в которой подробно пересказывается беседа Христа о Хлебе Небесном, то есть о Евхаристии. Чудо с хлебами было иллюстрацией для прояснения богословия Евхаристии. Это было не просто чудесное событие, но, прежде всего, знамение, живая икона Вечной Литургии.

А что такое Евхаристия? Трудно объяснить в двух словах, особенно человеку нецерковному. Слова подбираются с трудом, сопротивляются, требуют оговорок и уточнений. Даже для богослова это непростая задача.

Но Господь принес нам этот дар, доступный каждому, – и ученому, и невежде, и богослову, и простецу – не можешь мыслью охватить эту тайну: просто смотри на икону Евхаристии, на чудо умножения хлебов, и не гордись, а смиренно подойди к потрясённым апостолам, трепетными руками раздающим народу хлеб, и приступи к этой тайне богообщения, впусти Христа в свою жизнь, в свою кровь, в свою плоть, в самые глубины твоей души и проси, чтобы её внутренние хранилища, темные и необозримые, озарились светом Его любви, чтобы Христос оживил тебя, напоил подлинной жизнью, потому что именно в этом и есть смысл Евхаристии – оживить мертвецов, напитать наши души и тела жизнью подлинной, Божественной.

И это настоящая, очень личная и интимная встреча с Богом Живым. Не с идеей, не с учением или философской системой, не с таинственной нетварной энергией. Он Сам – Творец мира, выдумавший и меня и мою историю, встречается лично со мной в самых глубинах меня самого, в таких безднах моего существа, о которых я и сам не помышлял.

Мой мудрый друг с печальной улыбкой и неисправимо добрыми глазами однажды рассказал мне, как стал верующим человеком, опытно и очень живо пережив этот опыт встречи с Богом в Евхаристии. Он рос в обычной советской семье, не зная ни Бога, ни Церкви. Жил, как трава растёт, – пионерское детство, школьные хлопоты, увлечение боксом – жизнь понятная, без мистических тайн и метафизических тревог.

Вдруг стали открывать храмы. А в нашем городе Гомеле верующим вернули Петропавловский собор. Это было так необычно.

Оказывается, есть какой-то другой мир, очень древний и традиционный, и там есть люди, там есть своя полноценная и полнокровная жизнь! Он стал заходить в храм.

Ничего не понимал. Никого не знал. Просто смотрел. Интересно было. Необычно. Познакомился с монахиней, принимавшей записки. Сначала просто узнавали друг друга, потом начались разговоры.

– А ты когда-нибудь причащался?

– Нет. А как это?

– А я тебе расскажу.

И она рассказала ему о Причастии. Не богословскую теорию, не катехизис со ссылками на Писание и Отцов. Просто научила, как подготовиться. Советский школьник к ужасу родителей мужественно постился неделю. Терпеливо читал трудную книгу «Молитвослов», даже не надеясь разобраться в древнем наречии. В канун причастия смотрел по обычаю телевизор с каким-то мутно-глупым фильмом и явился к литургии, совершенно не понимая, что он делает, зачем пришёл и чего следует ожидать. Положено причащаться – буду причащаться. А ты верующий? Там разберёмся.

Сходил к исповеди. Отстоял службу. Подошёл к Причастию. Руки сложены на груди. Громко назвал имя. Батюшка поднёс на ложечке кусочек хлебушка с вином. Необычный вкус. Непривычный. Вот и всё. Рассказывать больше нечего. Только так всё и случилось. Так он стал верующим. Там, у Чаши, он встретил Христа. Как об этом можно рассказать? А вот попробуй.

Не было видений. Не было голосов, пророчеств, необъяснимых чудес. Земля не уходила из-под ног. Ураганы не срывали со стен штукатурку. Но это было прикосновение чего-то подлинного и святого. Кого-то. Его никто не ждал. Его не звали. Мальчик и не думал, что такое с ним может произойти. Он не знал, что такое Евхаристия, не читал Писания, не изучал истории церкви и житий святых. Что-то слышал. Где-то урывками читал, но совсем не думал, что это будет так. Они просто встретились. Он просто пришёл. И остался.

После причастия сидел на церковном крылечке. Свежо. Цветы. Скамейки. В соборе ещё молятся, поют. И – необычайная тишина. А вокруг ходят люди. Вот спортсмены побежали по дорожке.

И ему подумалось: ведь это так просто – убедиться в том, что есть Бог на свете: подойди к Чаше и просто причастись.

А они бегают, бродят по тропинкам парка и говорят про жизнь. Надо всего лишь зайти в храм, и Бог выйдет к тебе навстречу. Это так просто. Пережить – просто. Но разве об этом расскажешь?

Христос говорил о Хлебе Небесном – и ученикам, и иудейским законникам. Его не поняли. Не услышали. А кроткий и молчаливый ученик, мальчик Иоанн, просто всё запомнил, предчувствуя, что это очень важно, и мы всё потом поймём.

И он не ошибся, апостол Любви. Потому что сначала – опыт, потом – понимание, и вера приходит вслед за Встречей, которую никто не ожидает, которую нельзя запланировать или заказать. Но только так мы и становимся верующими – лично встретив Бога, застигнутые Им врасплох.

И оттого так тревожно и радостно идти к Причастию – на свидание с Богом, понимая с Кем ты увидишься, Кому причастишься, Кто навсегда останется с тобой.