«Ищите Христа в Церкви, только Его ищите!»

Церковь всегда была и всегда будет оставаться в этом мире, по слову Спасителя, «малым стадом». И, как бы ни хотелось нам обратного, сегодня – тот период нашей истории, когда стадо овец Христовых и особенно мало, и особенно растерянно: мы не оправились до конца от потрясений XX столетия и оказались неготовыми к новым испытаниям – той сумбурности, неясности, противоречивости, двусмысленности, которой наполнена жизнь общества и жизнь Церкви в наши дни. «Симон, Симон, се, сатана просил, чтобы сеять вас, как пшеницу» ( Лк.22:31) – мы видим, как происходит это день за днем: мы разобщены, рассеянны, и мы постоянно… несем потери.

Каков обычный, стандартный, я бы сказал, вердикт церковного сообщества об очередном отказавшемся от служения в священном сане, оставившем монашество, покинувшем Церковь человеке? Если сформулировать кратко, то примерно так: «Сам во всем виноват». Это если мягко. Но часто формулировка звучит куда жестче и лаконичней: «Предатель!» И трудно спорить: уход из Церкви, преступление обетов, забвение принесенной перед рукоположением присяги – горькая, трагическая ошибка. А в своих ошибках мы всегда так или иначе повинны.

Так или иначе… Да. И это легче всего – осудить и забыть. И идти дальше. И – не смущаться при виде новых потерь. Или – все же смущаться и спрашивать себя: в чем их причина? И можно ли избежать их, если не вообще, то хотя бы отчасти?

Апостол Павел увещевает не давать повода тем, кто его ищет (см.: 2 Кор.11:12). Он же говорит, что ни за что не будет делать того, что соблазняет его брата, чтобы не погубить его (см.: 1 Кор.8:13). И стоит, кажется, всерьез задуматься: какие поводы мы, люди Церкви, даем для того, чтобы кто-то ушел из нее? Чем соблазняем тех, кто, может быть, нетверд еще в вере, но все же верует?

Безусловно, были, есть и будут люди, которые уходят лишь потому, что преткнулись о свое собственное «я». Это и те, кто, по старой пословице, «искал не Иисуса, а хлеба куса» и, убедившись, что «кус» не велик и не роскошен, отправился на такие же поиски куда-то еще. И те, кто первоначально легко откликнулся на призыв Христов, а затем столь же легко заинтересовался и увлекся чем-то иным. И те, кто, поняв, насколько решительно и бесповоротно необходимо меняться, проходя путь от ветхого человека к человеку новому, решил, что этот путь – не их.

Но точно так же есть и другие люди – ушедшие оттого, что они разочаровались. Разочаровались не в себе, не в своих идеалах, не в христианстве даже как таковом, а в том, что они увидели в Церкви. Опять же – не в Таинствах церковных, не в ее святых, не в ее истории, а в ее человеческой составляющей – наличной, сегодняшней. Можно и им сказать вслед: «Идите-идите, скатертью дорога! Все с вами ясно, все о вас сказал почти 2000 лет тому назад апостол: “Они вышли от нас, потому что они не были наши” ( 1 Ин.2:19)». Можно… Но вдруг все иначе? Вдруг они вышли по другой причине – а именно потому, что это мы не являемся теми, кем должны быть? Мне кажется, что более всего нас должен волновать именно этот вопрос.

«Я желаю, возлюбленнейшие братья, советую и убеждаю, чтобы никто из братьев, если можно, не погибал», – говорит в своей книге «О единстве Церкви» священномученик Киприан Карфагенский.

И этого в самую первую очередь должны желать мы, к этому должны всем сердцем стремиться, а не к тому, чтобы, наклеив на потерянных для Церкви братьев и сестер наших тот или иной ярлык, в лучшем случае забыть их, а в худшем – превратить в мишень для критики, обличения и в конечном итоге осуждения.

Надо быть честными – с самими собой, с внешними, судящими нас (пусть нередко и пристрастно) людьми, а самое главное – с Богом: мы очень слабые христиане, мы слишком часто строим свою жизнь в Церкви таким образом, что в нас до крайности сложно узнать учеников Христовых, мы не похожи на свет, который светит всем (см.: Лк.11:33) и на соль земли (см.: Мф.5:13) – что бы мы сами о себе ни думали и что бы сами о себе ни говорили. Были бы похожи, люди видели бы это в нас и свидетельствовали бы об этом, как случалось это прежде, когда даже гонители вынуждены были признавать особенность, несходность с жизнью обычной жизни христиан. И кто-то бы нас за это ненавидел, кто-то бы гнал, а кто-то – любил, но именно – за это.

Честность и неразрывно связанный с ней покаянный плач, искреннее желание преодолеть свою слабость и паки покаянный плач, когда это никак не удается, – это не только надежда нашего собственного спасения. Это еще и залог того, что люди, приходящие в Церковь сегодня, поверят все-таки нам, что в ней все по-настоящему, всерьез, что нет в ней никакого обмана и лукавства, а есть лишь немощь человеческая и совершающаяся несмотря на нее или даже вопреки ей сила Божия.

Об этом больно не только говорить, но и думать подчас. Но не говорить, мне кажется, нельзя. Поскольку потерь – повторюсь – слишком много и будет еще больше, если не изменимся мы и не изменится мера нашей честности и нашей открытости, если на любой укор, в том числе совершенно оправданный и заслуженный, мы будем отвечать худшим образом: самооправданием, противоречащим реальности и здравому смыслу, начисто забывая о том, как часто мы просим Господа за богослужением, повторяя молитву Псалмопевца: «Не уклони сердце мое в словеса лукавствия, непщевати вины о гресех» ( Пс.140:4).

У замечательного церковного писателя, исповедника и подвижника минувшего столетия Сергея Иосифовича Фуделя есть такие слова – золотые, бесценные, горькие и вместе с тем содержащие в себе ключ к разрешению неразрешимого:

«Церковь святая и Христова одна! Но рядом с нею и под ее именем в истории существует ее темный двойник».

И еще:

«Рядом с никогда не умирающей жизнью Христовой Церкви, в церковной ограде всегда жило зло, и на это надо иметь открытые глаза, надо всегда знать, что “рука предающего Меня со Мною на трапезе”. Иоанн Златоуст не боялся осознать и говорить о духовной болезни своей местной Церкви. Иоанн Кронштадтский говорил: “Не узнав духа убивающего, не узнаешь Духа Животворящего. Только по причине прямых противоположностей Добра и Зла, жизни и смерти, мы узнаем ясно и ту, и другую”. А для Церкви теперь такое время, когда особенно важно, чтобы зрение христиан было ясное, чтобы они могли “узнать и ту, и другую”».

И сегодня для Церкви – «такое время»: сейчас еще важнее, чем во времена Фуделя, «ясное зрение христиан», делающее узнавание «той и другой», то есть жизни и смерти, возможным. Важнее потому, что наше время характерно размыванием границ между добром и злом, стиранием грани между праведностью и пороком; нет явных, очевидных отступников, но нет и явных, очевидных праведников, все серо и смутно. И в этой серой мути люди слишком часто оказываются сбиты с толку, дезориентированы. И кто-то, наблюдая в церковной ограде то, чего в ней никак не должно быть, постепенно привыкает к подобной «данности», примиряется с ней и в конце концов сам становится ее частью, ее элементом. И находит этому несокрушимое оправдание: «А что делать, если Церковь ныне такова?» А кто-то, напротив, лишь заглянув в эту самую ограду или даже ненадолго оказавшись в ней, ужасается и устремляется прочь, объясняя это буквально теми же словами, но делая противоположные выводы: «А что делать, если Церковь ныне такова?..»

Фудель был искренне убежден: человеку, приходящему в Церковь, необходима своего рода прививка.

«Некоторые молодые из недавно пришедших в Церковь, – писал он, – бездумно и доверчиво принимают все, что в ней есть, а потом, получив удар от церковного двойника, огорчаются смертельно, вплоть до возврата в безбожие».

Я бы лишь уточнил: сегодня подобное случается не только с молодыми, но и с людьми самых разных возрастов. Ничто мы не переносим столь тяжело, сколь разочарование, в особенности же – разочарование в том, что важнее всего, а должно быть – и чище, и совершеннее всего.

Человек, обратившийся к Богу осознанно, с полным пониманием того, что лишь в Нем – жизнь, как правило, приходит в Церковь путем непростым. На этом пути – и боль, и скорбь, и выстраданное понимание того, в какой тупик ведет мир всякого, кто забывает о небе и думает лишь о земле. И естественно, что первоначально человек ощущает эту удивительную радость, полноту открывшегося ему в Церкви бытия, переживает ее особенно остро. И саму Церковь воспринимает как хранительницу истины, как средоточие святости. Закономерно, что и к людям Церкви, архипастырям и пастырям, церковнослужителям и сотрудникам храмов и многочисленных церковных структур он относится так же – как к «существам иного порядка», что не удивительно: ведь все эти люди сделали этот достойный восхищения выбор: связать свою жизнь со служением Богу и Церкви.

Но проходит какое-то время – иногда значительный его промежуток, иногда весьма краткий, – и человек с неизбежностью сталкивается с тем, что жизнь в Церкви далека от представлявшегося ему идеала. Во многом она сходна с тем, с чем он сталкивается каждый день за ее пределами, а в чем-то, можно сказать, что она и хуже: «в миру» к человеческой неправде, жестокосердию, корыстности мы все привыкли, это воспринимается как своеобразная норма, а в Церкви… В Церкви ведь ничего подобного быть не должно! И невыразимым разочарованием становится осознание факта: не должно, но есть.

И если до этого все в Церкви представлялось прекрасным, наполненным светом, в том числе и человеческая ее составляющая, то тому, кто переживает разочарование, наоборот: все кажется «не таким», во всем он видит недостатки, неправильности, пороки. Поначалу он о каждом человеке в Церкви думал хорошо, потому что он ее часть, а теперь о Церкви он думает плохо, столкнувшись с тем, что некоторые или даже многие из этих частей нехороши. Думает настолько плохо, что и по-настоящему хорошего в людях не видит уже. Не видит того, как кто-то день ото дня меняется, становится лучше, имея единственную цель – быть таким, каким хочет его видеть Господь. Потому что это в Церкви, по милости Божией, происходит и сегодня, и будет происходить до конца времен.

Бывает так: видели мы подобную утрату способности видеть в Церкви свет в людях, в том числе и в тех, которых принято называть «церковными», замечали что-то подобное в самих себе? Да, конечно, да.

Люди по-разному справляются с разочарованием. Кто-то в конце концов, и правда, уходит и превращается со временем в «идеологического противника». Кто-то остается, но ожесточается сердцем, пополняет ту часть церковного сообщества, которую нередко называют его «пятой колонной». А кто-то переживает охлаждение, надламывается и уже не живет, а лишь существует в Церкви, уже не ощущая ни радости, ни полноты бытия от пребывания в ней.

Но не было бы ничего этого, если бы с самого начала не очаровывался человек тем, чем очаровываться и не стоит, если бы не заблуждался заблуждением горьким, если бы был «привит» той «прививкой», о необходимости которой говорит Фудель, если бы уже при вхождении его в пространство церковной жизни кто-то разумный с любовью и осторожностью объяснил бы ему, что такое Церковь в действительности. Объяснил бы, как немощь человеческой составляющей может не препятствовать Церкви оставаться святой; как несправедливость в ней людей по отношению друг к другу не упраздняет справедливости Божественной; как нечистота наша не делает нечистой ее. И главное – как спасаться в ней и тогда, когда вокруг тебя слишком мало людей, всерьез о спасении помышляющих; как помнить о том, что в ней – Христос и ты пребываешь с Ним, если остаешься в ней несмотря ни на что, и слушаешь Его вечное слово и учишься жизни – у Него и с Ним.

Все Священное Писание Нового Завета – Евангелие, Деяния и Послания апостольские, Апокалипсис – не обещает нам «безоблачной» церковной жизни, не говорит о том, что люди в Церкви будут поголовно праведниками, достойными подражания, – оно свидетельствует об обратном. Собственно, и Апокалипсис как завершение земной истории и есть следствие в первую очередь этого обратного – апостасии именно в церковной среде. А раз так, то, как бы парадоксально это ни звучало, мы не должны чрезмерно скорбеть, когда видим в Церкви, повторюсь, то, чему в ней не место. Главное – какое место занимаем в ней мы сами, хватает ли у нас веры, мужества, верности для того, чтобы нам удавалось оставаться теми, кем должны быть мы, – то есть учениками Христовыми, для которых Христос по-прежнему «путь, истина и жизнь» ( Ин.14:6) и нет других – пути, истины и жизни.

«Ищите Христа в Церкви, – звучит предельно актуальное, безмерно важное для нас завещание Фуделя, – только Его ищите, потому что Церковь и есть только Тело Христово в Своем человечестве, только Тело Его, и тогда вам будет дано мудрое сердце для различения добра и зла в церковной ограде, для того чтобы видеть, что Свет Церкви во тьме светит и тьма не объяла его».

По материалам:

Нектарий (Морозов), игум. «Ищите Христа в Церкви, только Его ищите!»